Я посмотрел этот фильм в день премьеры на советском телевидении, в январе 1988 года. В интернете даты премьеры разнятся, на некоторых сайтах указано 1 июля 1987 года, очевидно, имеется ввиду кинопремьера. Но я точно помню, что когда впервые смотрел этот фильм, была зима. Уже в конце просмотра у меня выработался стойкий комплекс собственной неполноценности, который потом сопровождал меня всю оставшуюся часть моего детства, вплоть до начала юности. Я был просто уверен, что главная роль в этом фильме предназначалась судьбой для меня, и я просто не мог вынести того факта, что роль Мио досталась Николасу Пиккарду. В последующие за этой телепремьерой годы я с нетерпением каждый раз ждал, когда же этот фильм вновь покажут по телевидению, и одновременно каждый раз мучался и терзался по-поводу столь несправедливой судьбы, обошедшей меня с возможностью путешествовать по стране Дальней с таким другом, как Юм-Юм...
Следующий flashback, связанный с этим фильмом, случился уже во времена моей пожарной молодости. Шёл 1997 год, мне было двадцать лет, наша пожарная машина выезжала дежурить на военный полигон Погоново под Воронежем. Останавливались мы там на КП, я поднимался на наблюдательную вышку, и присматривал за лесом, чтобы там не полыхнуло где-нибудь, во время военных учений, или просто, от огонька костра, в тех глухих местах. И вот, в один прекрасный день, кто-то из солдат забыл там на вышке молодёжный журнал, начала девяностых годов. От скуки я открыл его, начал листать, и попалась мне на глаза статья о съёмках фильма "Мио, мой Мио".
Тот летний день 1997 года мог навсегда раствориться в памяти, кануть в лету, как сотни и тысячи других дней моей жизни, но благодаря старому журналу стоит мне и сейчас закрыть глаза, и снова представляется всё, как наяву: запах нагретой солнцем деревянной вышки, молчаливый сосновый лес с одной стороны, где вот-вот уже должен вспыхнуть солнечный закат, лениво застывшие облачка над выгоревшей степью полигона, простирающейся далеко на юг...
Сидел я там, на наблюдательной вышке, покуривал, читал какие-то подростковые рассказы в этом журнальчике, а память всё уносила и оттягивала меня куда-то во времена моего детства, с поразительной ясностью давая мне шанс ещё раз, и ещё раз пережить то смятение чувств, что было когда-то связано в моей судьбе с фильмом "Мио, мой Мио".
Не знаю, почему на следующий же день я не помчался разыскивать видеокассету с этим фильмом. Но помню, что примерно в то же время, летом 1997 года, снова посмотрел его по тв...
Что я пытался найти, прежде всего, в книге Астрид Линдгрен "Мио, мой Мио"?
Конечно же, ответ на вопрос, как Мио оказался в приёмной семье, в Стокгольме. Но главным моим разочарованием от книги стало то, что событие это описывается там весьма туманно. В первой главе, когда Бу Вильхельм Ульсон рассказывает о себе, можно прочесть:
"И я всё думал и думал, кто же мой настоящий отец и отчего так получилось, что я живу не с папой и с мамой, а то в приюте, то у тёти Эдлы и дяди Сикстена. Тётя Эдла однажды сказала мне, что моя мама умерла сразу после того, как я родился. А кто мой отец, этого вроде бы никто и не знает. "Можно только догадываться, что это за мерзавец", - говорила она. Я ненавидел тётю Эдлу за эти слова. И я знал, я знал, что мой отец вовсе никакой не мерзавец".
А через несколько страниц, когда Бу Вильхельм Ульсон уже оказывается в Стране Далёкой, и встречает своего отца - короля, он как бы подводит итог своей автобиографии словами:
"...Жаль, что тётя Эдла его не увидит. Она бы сразу убедилась, что никакой он не "мерзавец". Единственное, что оказалось правдой, как мне сказал мой отец - король, - это то, что моя мама действительно умерла при моём рождении. А эти дураки из приюта и не почесались сообщить ему, где я нахожусь, и он всё искал и искал меня долгих девять лет. И вот, к счастью, я наконец нашёлся..."
В экранизации златогривая лошадь Мирамис превратилась в коня. Ещё из экранизации исчезло начало главы "Он скакал по Сумрачному лесу", и то, как мальчики встречают в Сумрачном лесу сотню белоснежных лошадей с такими же золотыми гривами, как у Мирамис, и Юм-Юм объясняет Мио, что Мирамис родом из Сумрачного леса. Исчезли иэ экранизации и волшебные свойства Мирамис, способной летать по воздуху. Понятное дело, что если бы в восьмидесятых годах взялись снимать ещё и полёты, и целый табун белых лошадей, это съело бы большую часть бюджета фильма, который по тем временам был и так немалый - 55 000 000 крон.
Оставим за рамками нашего обсуждения зашкаливающую мимимишностью главу "Любят ли звёзды слушать музыку?"
Думаю, малышам очень нравится, когда родители читают им перед сном именно эту часть книги.
Так же, как и не несущую большого смыслового значения, но милую, и неоднократно повторяемую главными героями в различных вариациях фразу:
-Ох, хоть бы тут не было так жутко, - сказал Юм-Юм. - Хоть бы в проходе не было так темно, а мы не были бы такие маленькие, одни-одинёшеньки и безо всякой защиты...
В конце фильма превращённая злым рыцарем Като в птицу девочка Милимани, которая пожертвовала собой, выбив горящий факел из руки стражника, просто оживает, в книге же этот эпизод сопровождается мрачной прелюдией, в истинно скандинавском стиле:
"У самого берега в набегающих волнах на каменном выступе скалы лежала девочка. Я кинулся к ней и упал на колени. Она лежала неподвижно, глаза её были закрыты. Её личико было белым-белым, без кровинки, а на маленьком тельце были видны следы ожогов. Девочка была мертва.
-Это она погасила факел, - сказал брат Нонно.
О, в какое я пришёл отчаяние и что теперь могло меня порадовать?! Ведь маленькая Милимани погибла из-за меня!
-Не огорчайся, - стал утешать меня брат Нонно. - Милимани сама решила, как ей поступить. Это был её выбор. Она знала, что её крылья займутся огнём.
-Но ведь она умерла! - с горечью воскликнул я.
Брат Нонно взял её обгорелые ручки в свои.
-Нам придётся оставить тебя одну, Милимани, - сказал он. - Но, прежде чем уйти отсюда, мы споём тебе колыбельную песню.
Все дети уселись на скале вокруг девочки и запели. Эту песню они сами сочинили для Милимани.
Милимани, сестричка,
Упавшая прямо в волны,
Опалив свои бедные крылья,
Милимани, о Милимани!
Будешь спать, никогда не проснёшься,
Не полетишь ты, Милимани,
С горьким криком над тёмной водою.
-Про какую это тёмную воду вы поёте? - спросил Юм-Юм. - Тёмной воды больше нет. Теперь только светлые ласковые волны будут петь вашу песню для Милимани.
-Жаль, нам не во что её завернуть, - посетовала сестрёнка Йири. - Ей было бы не так жёстко спать на голой скале.
-Вот же её плащ, - сказал я. - Мы завернём её в ткань, что соткала её матушка.
И я обернул маленькое тельце плащом с подкладкой из волшебной ткани, что подшила ткачиха. И была эта ткань мягче яблоневых лепестков, легче ночного ветерка, теплее крови, что течёт из самого сердца. И эту волшебную ткань соткала её родная мать. Я бережно обернул мой плащ вокруг Милимани. Пусть будет ей мягко лежать на скале.
И тут свершилось чудо. Милимани открыла глаза и взглянула на меня. Она не шевелилась. Просто смотрела. Потом приподнялась и села, с удивлением поглядев на окруживших её детей. Потом она огляделась вокруг и удивилась и того больше.
-Какое голубое озеро! - проговорила она.
А потом она сбросила кутавший её плащ и встала. И оказалось, что на её теле и следа ожогов не осталось. Ох, как же мы все были счастливы, что Милимани ожила!"
Моя видеокассета на немецком языке, Taurus Video 1993.
Коллекционное издание Astrid Lindgren - Filmkollektion.
Я был бы не фанат, если бы в моей коллекции не было диафильма для детей "Мио, мой Мио".
И мой флуоресцентный рисунок, светящийся в темноте.
Следующий flashback, связанный с этим фильмом, случился уже во времена моей пожарной молодости. Шёл 1997 год, мне было двадцать лет, наша пожарная машина выезжала дежурить на военный полигон Погоново под Воронежем. Останавливались мы там на КП, я поднимался на наблюдательную вышку, и присматривал за лесом, чтобы там не полыхнуло где-нибудь, во время военных учений, или просто, от огонька костра, в тех глухих местах. И вот, в один прекрасный день, кто-то из солдат забыл там на вышке молодёжный журнал, начала девяностых годов. От скуки я открыл его, начал листать, и попалась мне на глаза статья о съёмках фильма "Мио, мой Мио".
Тот летний день 1997 года мог навсегда раствориться в памяти, кануть в лету, как сотни и тысячи других дней моей жизни, но благодаря старому журналу стоит мне и сейчас закрыть глаза, и снова представляется всё, как наяву: запах нагретой солнцем деревянной вышки, молчаливый сосновый лес с одной стороны, где вот-вот уже должен вспыхнуть солнечный закат, лениво застывшие облачка над выгоревшей степью полигона, простирающейся далеко на юг...
Сидел я там, на наблюдательной вышке, покуривал, читал какие-то подростковые рассказы в этом журнальчике, а память всё уносила и оттягивала меня куда-то во времена моего детства, с поразительной ясностью давая мне шанс ещё раз, и ещё раз пережить то смятение чувств, что было когда-то связано в моей судьбе с фильмом "Мио, мой Мио".
Не знаю, почему на следующий же день я не помчался разыскивать видеокассету с этим фильмом. Но помню, что примерно в то же время, летом 1997 года, снова посмотрел его по тв...
Что я пытался найти, прежде всего, в книге Астрид Линдгрен "Мио, мой Мио"?
Конечно же, ответ на вопрос, как Мио оказался в приёмной семье, в Стокгольме. Но главным моим разочарованием от книги стало то, что событие это описывается там весьма туманно. В первой главе, когда Бу Вильхельм Ульсон рассказывает о себе, можно прочесть:
"И я всё думал и думал, кто же мой настоящий отец и отчего так получилось, что я живу не с папой и с мамой, а то в приюте, то у тёти Эдлы и дяди Сикстена. Тётя Эдла однажды сказала мне, что моя мама умерла сразу после того, как я родился. А кто мой отец, этого вроде бы никто и не знает. "Можно только догадываться, что это за мерзавец", - говорила она. Я ненавидел тётю Эдлу за эти слова. И я знал, я знал, что мой отец вовсе никакой не мерзавец".
А через несколько страниц, когда Бу Вильхельм Ульсон уже оказывается в Стране Далёкой, и встречает своего отца - короля, он как бы подводит итог своей автобиографии словами:
"...Жаль, что тётя Эдла его не увидит. Она бы сразу убедилась, что никакой он не "мерзавец". Единственное, что оказалось правдой, как мне сказал мой отец - король, - это то, что моя мама действительно умерла при моём рождении. А эти дураки из приюта и не почесались сообщить ему, где я нахожусь, и он всё искал и искал меня долгих девять лет. И вот, к счастью, я наконец нашёлся..."
В экранизации златогривая лошадь Мирамис превратилась в коня. Ещё из экранизации исчезло начало главы "Он скакал по Сумрачному лесу", и то, как мальчики встречают в Сумрачном лесу сотню белоснежных лошадей с такими же золотыми гривами, как у Мирамис, и Юм-Юм объясняет Мио, что Мирамис родом из Сумрачного леса. Исчезли иэ экранизации и волшебные свойства Мирамис, способной летать по воздуху. Понятное дело, что если бы в восьмидесятых годах взялись снимать ещё и полёты, и целый табун белых лошадей, это съело бы большую часть бюджета фильма, который по тем временам был и так немалый - 55 000 000 крон.
Оставим за рамками нашего обсуждения зашкаливающую мимимишностью главу "Любят ли звёзды слушать музыку?"
Думаю, малышам очень нравится, когда родители читают им перед сном именно эту часть книги.
Так же, как и не несущую большого смыслового значения, но милую, и неоднократно повторяемую главными героями в различных вариациях фразу:
-Ох, хоть бы тут не было так жутко, - сказал Юм-Юм. - Хоть бы в проходе не было так темно, а мы не были бы такие маленькие, одни-одинёшеньки и безо всякой защиты...
В конце фильма превращённая злым рыцарем Като в птицу девочка Милимани, которая пожертвовала собой, выбив горящий факел из руки стражника, просто оживает, в книге же этот эпизод сопровождается мрачной прелюдией, в истинно скандинавском стиле:
"У самого берега в набегающих волнах на каменном выступе скалы лежала девочка. Я кинулся к ней и упал на колени. Она лежала неподвижно, глаза её были закрыты. Её личико было белым-белым, без кровинки, а на маленьком тельце были видны следы ожогов. Девочка была мертва.
-Это она погасила факел, - сказал брат Нонно.
О, в какое я пришёл отчаяние и что теперь могло меня порадовать?! Ведь маленькая Милимани погибла из-за меня!
-Не огорчайся, - стал утешать меня брат Нонно. - Милимани сама решила, как ей поступить. Это был её выбор. Она знала, что её крылья займутся огнём.
-Но ведь она умерла! - с горечью воскликнул я.
Брат Нонно взял её обгорелые ручки в свои.
-Нам придётся оставить тебя одну, Милимани, - сказал он. - Но, прежде чем уйти отсюда, мы споём тебе колыбельную песню.
Все дети уселись на скале вокруг девочки и запели. Эту песню они сами сочинили для Милимани.
Милимани, сестричка,
Упавшая прямо в волны,
Опалив свои бедные крылья,
Милимани, о Милимани!
Будешь спать, никогда не проснёшься,
Не полетишь ты, Милимани,
С горьким криком над тёмной водою.
-Про какую это тёмную воду вы поёте? - спросил Юм-Юм. - Тёмной воды больше нет. Теперь только светлые ласковые волны будут петь вашу песню для Милимани.
-Жаль, нам не во что её завернуть, - посетовала сестрёнка Йири. - Ей было бы не так жёстко спать на голой скале.
-Вот же её плащ, - сказал я. - Мы завернём её в ткань, что соткала её матушка.
И я обернул маленькое тельце плащом с подкладкой из волшебной ткани, что подшила ткачиха. И была эта ткань мягче яблоневых лепестков, легче ночного ветерка, теплее крови, что течёт из самого сердца. И эту волшебную ткань соткала её родная мать. Я бережно обернул мой плащ вокруг Милимани. Пусть будет ей мягко лежать на скале.
И тут свершилось чудо. Милимани открыла глаза и взглянула на меня. Она не шевелилась. Просто смотрела. Потом приподнялась и села, с удивлением поглядев на окруживших её детей. Потом она огляделась вокруг и удивилась и того больше.
-Какое голубое озеро! - проговорила она.
А потом она сбросила кутавший её плащ и встала. И оказалось, что на её теле и следа ожогов не осталось. Ох, как же мы все были счастливы, что Милимани ожила!"
Моя видеокассета на немецком языке, Taurus Video 1993.
Коллекционное издание Astrid Lindgren - Filmkollektion.
Я был бы не фанат, если бы в моей коллекции не было диафильма для детей "Мио, мой Мио".
И мой флуоресцентный рисунок, светящийся в темноте.
